Пленные французы не были основателями аткарского парка, зато женились на аткарчанках. Известный саратовский исследователь Отечественной войны 1812 года открывает новые страницы пребывания солдат армии Наполеона на аткарской земле.
В 1812 году продвижение неприятеля вглубь России заставило выбирать для размещения французских пленных отдаленные территории, среди которых оказалась и Саратовская губерния. Первые военнопленные прибыли в Саратов в начале сентября 1812 года. Основная их часть препровождалась в Саратовский край через Пензенскую и Воронежскую губернии по двум большим почтовым трактам, которые вели через Аткарск.
Мемуары пленных (а в их числе были не только французы, но и итальянцы, саксонцы, поляки и представители других подвластных Наполеону народов) позволяют нам представить внешний вид города: «маленькое местечко», «небольшой городишко», который «имеет чисто деревенский облик, его окрестности живописны и плодородны, но почти лишены древесной растительности, их орошает река Медведица».
В пути пленные терпели большие лишения, многие умирали, не дойдя до места назначения. Напоминанием о пути движения партий пленных в селениях и городах Саратовского края служили так называемые «французские могилы». Известный дореволюционный историк-краевед А.Н. Минх установил, что у с. Белгаза-Маматовка Аткарского уезда умерших хоронили в Страховом и Жадовом лесах, а под Аткарском – в «лесу-засеке в одной общей могиле на поляне, которая и носит название «Французской».
Справка. Слово «шаромыжник» появилось после Отечественной войны 1812 года. С провиантом у отступавших французов было не просто плохо, а очень плохо. Солдаты выпрашивая у крестьян еду обращались к ним со словами «Шер ами… (дорогой друг)». Вот и прозвали с тех пор попрошаек и побирушек «шаромыжниками».
После массового поступления военнопленных в губернию, в Саратов стали направлять только офицеров. И тогда Аткарск превратился в своеобразный фильтр, приняв несколько сотен военнопленных. Точных сведений о количестве оставшихся тут иноземцев нет. Мемуаристы из их числа пишут о 200 или 300 пленных, авторы новейшей книги об Аткарске — о 700, однако на деле их было значительно больше.
В сборнике СУАК, подготовленном к 100-летию Отечественной войны 1812 года, находим, что 27 февраля 1813 года к транспорту пруссаков присоединился один человек, 20 июля из города было отправлено 158 нижних чинов «австрийской нации», 20 января 1814 года были выделены деньги на репатриацию 30 человек, принадлежащих к Рейнскому союзу. 2 июля из Аткарска планировалось отправить пленных французов, «из которых могло составиться 4 партии по 200 нижних чинов при 6 обер-офицерах каждая». Таким образом, в Аткарске могло содержаться одновременно от 800 до 1000 с лишним пленных. Бытовые условия содержания пленных регламентировались российским законодательство. Их размещали в общественных зданиях, которыми тогдашний Аткарск был явно беден, или на обывательских квартирах и платили приличные суточные от казны. В Аткарске, где лечебных заведений не было, военнопленных врачевали «в отведенных квартирах». Через импровизированные лечебницы прошли 20 человек (15 французов, 4 итальянца и один «долмат»), из которых 17 удалось вылечить.
На уровень комфорта и гостеприимства, с которым сталкивались пленные, существенно влияли условия жизни того или иного местечка и их отношениями с местной властью и населением. Городская верхушка принимала пленных офицеров как равных себе. Французский лекарь Ф. Мерсье вспоминал: в Аткарске «прием, оказанный нам, почти не отличался от того, который мы получили в Сердобске».
Но среди жителей Аткарска, измученных постойной и подводной повинностями, были сильны и антифранцузские настроения. В городе местные жители имели «злобный характер; по отношению ко мне, как и ко всем пленным, они вели себя очень недоброжелательно», – писал саксонский врач С.Б. Пешке. В воспоминаниях саратовских старожилов, собранных в сборнике СУАК, есть сведения и о том, что местные крестьяне «заболевших сильно далее не гнали, а доканчивали их на месте…» или хоронили вместе с умершими и полуживых, но и «в этом случае проявлялась не злобная месть к врагам Отечества, а играли роль примитивные, практические соображения: безнадежность больных была очевидна, в выздоровление их никто не верил; умрет больной несколько позднее, придется рыть новую яму и тратить время на похороны…», а так «меньше хлопот и работы». Большинство конфликтных ситуаций между пленными и местными жителями возникало не на почве осознанной ненависти к завоевателям как таковым, а по причинам религиозно-бытового характера.
Русское правительство было заинтересовано, чтобы какая-то часть военнопленных осталась в России на постоянное жительство. По указу императора Александра I от 4 июля 1813 года, приводить к присяге на местах разрешалось лишь нижних чинов, о желающих же вступить в подданство офицерах следовало доносить в Министерство полиции.
По данным «Алфавита военнопленных, оставшихся в России после Отечественной войны 1812 года» из фондов РГИА, в Аткарске на жительство остались 5 рядовых армии Наполеона, которые приписались в мещанство. Их имена: Поль Блен, Антуан Кабас, Пьер Каира, Антуан Коба[г]у, Жан Батист Шевре.
Оказавшись в иной культурной среде, на этот путь встали многие новые горожане, которые принимали православие. А вслед за этим некоторые из них обзавелись семьями.
Так один из аткарских пленных итальянского происхождения (какой именно, точно не установлено) сначала стал Андреем Ивановым, а в январе 1823 г. женился на вдове Анне Осиповой.
Самым известным из аткарских «шаромыжников» стал Пьер Каира (Петр Иванович Кайро). Согласно историографической традиции, он в 1815 году основал в Саратове первую табачную лавку. Однако по данным ГАСО в саратовские мещане вместе с сыном он переписался только в 1824 году. Столь поздняя дата его переселения позволяет поставить эту информацию под сомнение.
В середине XX века в Аткарске возникла легенда об участии пленных французов в создании местного парка. Однако никаких свидетельств современников об этом не сохранилось. Более того, в книге А.Н. Минха есть специальный раздел, содержащий описание аткарского парка, где о пленных французах как о его создателях не упоминается. Напротив, письмоводитель Минха П.Я. Садовников со слов паркового служителя записал, что сад «засажен» лишь «более 20 лет назад», при городском голове М.Л. Чеботареве (1882–1887), а настоящее благоустройство получил при Ф.Н. Павлюкове, который стал во главе города только в 1894 году.
Причиной появления и основой этой легенды стал рассказ «Воскресенье у деда» русского советского писателя Николая МИНХА (1900–1985), внучатого племянника А.Н. Минха. Родство писателя и историка, желание приукрасить историю родного города и стремление заслужить репутацию первооткрывателей, очевидно, и привели к появлению этой легенды.
Автор текста: ВИКТОР ТОТФАЛУШИН, КАНДИДАТ ИСТОРИЧЕСКИХ НАУК, ДОЦЕНТ КАФЕДРЫ ИСТОРИИ РОССИИ И АРХЕОЛОГИИ ИИМО СНИГУ ИМ. Н.Г. ЧЕРНЫШЕВСКОГО.
