Это было. Более 20% узников фашистских лагерей были детьми
Они знали, что их везут в Освенцим, чтобы уничтожить в газовых камерах и сжечь в крематориях. Измученные непосильным трудом на торфоразработках, постоянной борьбой за выживание, страхом, унижениями матери и дети уже не верили в спасение. В холодных товарных вагонах свирепствовал тиф. Несколько раз в день полицаи проходили с санитарным обходом. Всех заболевших живых и мертвых выкидывали прямо на ходу из вагонов поезда. Маленькую худенькую Машу, горевшую в тифозном жару матери удалось сберечь, пряча в вещевом мешке. Спасение пришло, откуда и не ждали — на территории Польши товарный эшелон разбомбили советские бомбардировщики.
Мы недолго были счастливыми.
Марии Ивановне МАРТЫНОВОЙ было 6 лет, когда мимо родного дома промчались без остановки немецкие танки, мотоциклы, автомобили. В поселок «Восход» Клитнянского района Брянской области пришли люди в военной форме, говорившие на непонятном языке.
Отец ушел на фронт добровольцем, а через месяц мама получила извещение, что он пропал без вести, — вспоминает Мария Ивановна. — У меня были очень хорошие родители, Веселые, трудолюбивые. Мы со старшей сестрой Лизой были такими счастливыми, нас любили, баловали. Мама очень хорошо шила и у нас часто были обновки. Когда заговорили об эвакуации, мама швейную машинку закопала в землю. Эвакуироваться никто не успел. Пока убирали урожай, угоняли скот, пришли немцы. Поначалу людей не трогали, не притесняли. Порядки свои установили, но мы так-же бегали на улицу, играли с друзьями. А здесь и радость случилась. Живым и невредимым вернулся отец. Его дивизия попала в окружение, кто ушел в партизаны, кто пробирался лесами к своим, а отец с товарищем решили вернуться в поселок, узнать о своих семьях. Я помню, как мама просила его не уходить, убеждая, что немцы не чинят препятствий для занятий сельским хозяйством.
Свои были хуже фашистов.
Правду говоря, натерпелись-настрадались мы больше от своих. В поселке жило много литовцев и украинцев. Они-то и пошли в полицаи и зверствовали так, что немцы их даже останавливали и наказывали. Я была маленькая еще, а сестре исполнилось 11 лет. Уже после войны они с мамой много рассказали, чего я по малолетству не понимала. У нас дом был большой с глубоким подпольем. Ночью в село приходили мадьяры с полицаями, искали женщин, девушек. К нам прибегали соседки, прятались в подполье с взрослыми дочерьми, а малышей на кровати оставляли. Мадьяры малышей не трогали, но мы боялись плакать и перепуганные жались друг к дружке. Полицаи могли плетью хлестануть, ногой пнуть. Крали вещи без стыда. Поселок-то небольшой, все знакомые, друзья, родственники. А литлвцев с украинцами как подменили — такие стали звери.
Отец недолго побыл с нами. Вскоре пришли полицаи, вручили ему винтовку и приказали вечером явиться к ним на службу. Но отец с товарищем винтовки взяли и ушли в лес в партизанский отряд Данченко. Через день в наш дом нагрянули полицаи. Они схватили маму и пытали у нее, где отец. А потом поставили к стене, и полицай, он жил недалеко от нас наставил на нее пистолет. Мы с сестрой так испугались, бросились ему под ноги и кричали, ох, как кричали: «Дядя, пожалей! Дядя, не убивай маму!». А он хохотал и стрелял в потолок, а потом распинал нас сапогами и ушел. Мама как осела у стены, так и встать не могла, а мы с сестрой подползли к ней и еще долго плакали, обнимая ее. Страх поселился в нашем доме, полицаи постоянно угрожали, выпытывая, где отец.
В поселок стали доходить вести, что немцы и полицаи сжигают деревни вместе с жителями. Мы знали, что отец в партизанском отряде, что он жив и верили, что в нашем поселке такого не случиться. Но, однажды, пришли полицаи и велели собраться с вещами у комендатуры. Всех загнали в пустой склад и закрыли двери. Взрослые решили, что жечь будут, крик поднялся, резко запахло дымом. В щели стен было видно, как горят дома, но склад не поджигали. Тогда подумали, что жечь будут утром и стали успокаивать и укладывать спать детей. Мы всю ночь просидели, обнявшись с мамой. Она успокаивала нас, говорила, что просто пугают. А утром нас выгнали из склада и погнали по дороге, как оказалось, в соседнее село Жуковка. Мы шли 15 километров без отдыха. Было так тяжело и страшно, но еще страшнее было упасть. Полицаи оттаскивали на обочину и стреляли. Я так боялась, что упадет мама или Лиза.
В Жуковке всех рассортировали. Старших детей согнали отдельно и сказали, что они поедут на работы в Германию. Стариков куда-то угнали, а матерей с малолетними детьми погрузили в деревянные вагоны и повезли в концлагерь. Ни в одной войне так не страдали дети.
Во все времена, во всех войнах были убитые и пленные, но, ни в одной войне так не страдали дети, как во время Великой Отечественной. Сотни тысяч детей с матерями или без них оказались в концентрационных лагерях и в гетто. Фашизм не признавал возрастного различия, уничтожая детей так же, как и взрослых. Но если взрослые могли понять, за что гибли, то малолетние дети не могли даже оценить степень своего страдания, ведь верить взрослым, для них так естественно. И они доверчиво протягивали ручонки для забора крови, раздевались у смертельного рва и не понимали, за что на них сердятся и делают им больно.
Нас привезли в концлагерь Осинторф, — рассказывает Мария Ивановна. – Жили в полуразрушенных бараках за несколькими рядами колючей проволоки, кормили один раз в день жидким супом, давали по куску хлеба с опилками, он больно кололся во рту. Женщин и детей с 10 лет каждый день гоняли на торфоразработки. Работали полураздетые, босые, голодные, под дулами автоматов, по пояс в торфяной жиже. А младших детей на весь день запирали в полутемных бараках. Много детей умирало, особенно сирот. Матери умирали от болезней, и они оставались одни. Нас матери поддерживали, отрывая крохи от своего куска хлеба, скармливали нам.
Длинный день в бараке коротать помогало ожидание вечера, когда приходили мама с Лизой. Плакать нам не разрешали, а смеяться и играть мы уже не умели. Я сидела и вспоминала дом, папу, подружек и тихонько плакала. В бараке подружилась с двумя девочками сестрами, красивые, голубоглазые с круглыми щечками и светлыми вьющимися волосами они были похожи на куколок и все время держались за руки. Их мама умерла, и они очень тосковали. А потом быстро, одна за другой, умерли. Так и лежали, как куколки. Мы радовались за них, что им теперь не голодно, не холодно, не больно и главное, они теперь вместе с мамой. Я не помню, кто нам об этом рассказал, но я желала себе умереть вместе с мамой и Лизой, так же, как эти девочки-куколки.
Вскоре нас перегнали в другой лагерь. Мама и Лиза сильно болели, кашляли. Им не давали одежды, а та, что была, промокала насквозь и не успевала за ночь просохнуть. Мне потом Лиза рассказывала, что лагерный врач после небрежного осмотра назвал их отработанным материалом. За этим диагнозом следовала отправка в печи Освенцима. Всего мы провели в разных концлагерях 2 года.
Жизнь на пепелище.
Много людей погибло после бомбежки поезда советскими бомбардировщиками, но многим удалось спрятаться в лесу. Ловить их и не пытались, и не кому уже было. Советские войска стремительно наступали.
"Нас приютили добрые люди, поляки, — вытирая слезы, продолжает свой рассказ Мария Ивановна, — пустили в баню, дали еду, одежду. Мама сказала, что мы будем потихоньку добираться до дома, может, и папа придет туда. Поляки прятали нас, давали приют и еду. Но скоро пришли наши, и мы шли уже по освобожденной территории. Нас подвозили и на солдатских машинах и на подводах, мы ехали на сцепках вагонов, так и добрались до своего поселка. А там — пепелище. Оставшиеся в живых соседи помогли нам вырыть землянку, а потом папин товарищ, его семья погибла в концлагере, отдал нам свой дом. Папу мы так и не дождались, числится он пропавшим без вести.
В 46-47 году сильно голодали, пахали на коровах, падали от усталости. Но жизнь потихоньку налаживалась. Мама нашла и откопала свою швейную машинку. Днем работала в колхозе, ночью шила на заказ людям. Только не прошли для них с Лизой бесследно концлагеря. 60 лет не было мамочке, когда она умерла от болезней и Лиза долго не зажилась, но успела выйти замуж, вырастить детей. Я тоже вышла замуж, вместе с мужем перебрались в Аткарский район в учхоз «Красная Звезда». Хорошо нам здесь жилось. Учхоз богатый, строилось много жилья, коровников. Я 47 лет проработала дояркой. Трое детей у меня".
Все время беседы Мария Ивановна мужественно рассказывала мне о своей судьбе, изредка смахивая слезы. А тут не смогла. Болью рвется материнское сердце за погибшего в автомобильной аварии сына. Но не дают долго грустить и скучать бабуле 6 внуков и 6 правнуков. Да Мария Ивановна и сама без дела не сидит. 10 ведер картошки одна под лопату посадила, рассаду помидоров и перцев вырастила. Я застала Марию Ивановну за посадкой цветов на участке. Маленькая, хрупкая, но с такой жизненной силой.
"Меня не забывают ученики Тургеневской школы, поздравляют, помогают. Спасибо Путину, хорошую пенсию и выплаты получаю. Мне есть, кому помогать, радуюсь правнукам. Об ужасах оккупации и концлагерей стараюсь не вспоминать, да куда от снов деться. Не дай Бог, не приведи никому такого".
Автор текста: Ольга КАПИТОНОВА
