Аткарчанке Юлии Николаевне БЕЛОХВОСТОВОЙ — 95 лет. Ей было всего 16, когда началась война, и безжалостно отняв девичью беззаботность, школьные уроки, секретики – бантики, бросила к паровозной топке. В годы Великой Отечественной войны около 10 юных аткарчанок работали кочегарами и помощниками машинистов.
22 июня 1941 года черные репродукторы на центральных улицах Аткарска оповестили голосом Левитана о большой беде. На окраины города весть о начавшейся войне разнесли вездесущие мальчишки.
Тот памятный летний день навсегда остался в памяти шестнадцатилетней Юли. Она собиралась с подружками на речку, но выйдя на улицу, увидела бегущих мальчишек, которые с криками «Война началась», созывали всех в городской парк на митинг.
По призыву комсомола
Первая волна мобилизации опустошила рабочие места на железнодорожных и городских предприятиях. По инициативе комсомола было объявлено о патриотическом движении «Молодёжь – на производство!».
В сентябре Юля должна была пойти в выпускной 7 класс своей любимой школы № 3, но вместо этого в числе первых пришла в локомотивное депо, несмотря на уговоры родителей закончить школу. Хрупкую, маленького роста девчонку скептически встретили в отделе кадров, но выбирать не приходилось и Юлю определили ученицей слесаря. Своего наставника Юлия Николаевна помнит только по отчеству – Сафроныч. Помнит, как тот тяжело вздохнул, взглянув на нее, и стал ниже опускать верстак.
Юля быстро выучила название и предназначение инструментов, но как же часто вместо зубила тяжелый молоток попадал ей по руке. Сафроныч девчонку хвалил за терпение, упрямство, смекалку и вскоре Юлии предложили пойти учиться на ускоренные трехмесячные курсы помощников машиниста. Сдав все дисциплины на отлично, практику Юля проходила уже в «боевых условиях» – кочегаром.
Слушаю воспоминания Юлии Николаевны, и сердце сжимается — 16 лет, почти столько же моей внучке, нежной и хрупкой. Я не представляю, как можно было работать на паровозе в тяжелейших условиях, когда смена длилась по 3-4 суток. Мужчины падали обессиленные, а эти девочки лопатами кидали в пылающую топку тяжелый уголь и от усталости засыпали на горе этого же угля на какие-то полчаса.
— Мы водили составы от Аткарска до Ртищева и Камышина, — рассказывает Юлия Николаевна, — санитарные поезда, платформы с разбитой военной техникой из-под Сталинграда, товарные составы с солью, продовольствием, дровами. Чтобы паровоз прошел 100 километров, надо было перекидать из тендера на лоток, а затем в топку от 4 до 5 тонн угля – это если уголь хороший. Но часто уголь поступал низкосортный и плохо горел, его расходовалось на 2-3 тонны больше, да и котел можно, было сгубить. Опытные кочегары чувствовали уголь, знали, когда и сколько его подбрасывать.
Отопление паровоза углем – это искусство, которому учились годами. Нам пришлось постигать все на опыте, и как-то возвращаясь из Ртищева, мы «сожгли» паровоз – котел вышел из строя. Состав перецепили и отправили дальше, а за нами должны были прислать паровоз. На улице мороз за тридцать градусов, наш паровоз мгновенно остыл, стало так холодно, что просто терпенья не было. Единственное теплое место – это паровозная топка. Мы с помощником забрались туда, согрелись и задремали. А тут нас подцепили, да как дернут. Ужас! Колосники с грохотом посыпались, зольная пыль не дает вздохнуть, в темноте не можем найти выход. Чудом удалось выбраться. На полном ходу по сцепке добрались до паровоза и по полному углем тендеру проползли к кабине машиниста. Те перепугались, увидев нас черных, непонятно откуда.
Это сейчас Юлия Николаевна улыбается своим воспоминаниям, а тогда было совсем не до смеха, но и плакать было некогда, хотя и было чему.
Чернее угля военные будни
Вокзалы военных лет были переполнены: измученные голодные беженцами с детьми; подальше от перрона с санитарных поездов выгружали мертвые тела наших бойцов; как горькие сводки с фронта, составы с разбитой военной техникой.
— Как-то мы из любопытства решили поближе рассмотреть танки, — говорит Юлия Николаевна, — залезли в один-другой, а там сплошь запекшаяся кровь и… — Юлия Николаевна смахивает с глаз слезинку, словно отгоняя тяжелые воспоминания о свидетельствах ужасной гибели воинов-танкистов.
Спустя год Юлию назначили помощником машиниста, и обязанностей стало больше.
— У меня паровоз всегда блестел, как лакированный, — и сегодня гордится Юлия Николаевна, — я его мазутом натирала, а потом ветошью. Помню, как-то прислали саратовских журналистов, а они спрашивают, как мне удается содержать паровоз в образцовом порядке. Мне, конечно, приятна такая оценка моего труда, и я искренне ответила им: «Я люблю свой паровоз и ухаживаю за ним как за собой». Меня часто награждали благодарностями и почетными грамотами, премировали отрезами на платья.
Не могу не спросить Юлию Николаевну, как девушкам при такой изнурительной и грязной работе удавалось сохранять свою красоту?
— Я после смены умывалась соляркой, только так можно было смыть угольную пыль, мазут, сажу. На паровозе засыпали коротким сном, где придется, а дома я никогда не ложилась отдыхать, не отмывшись начисто. Паровозная грязь проникала до нательного белья. С комбинезона грязь соскребала ножом и только потом стирала и после сушки обязательно пришивала белый воротничок.
С грязью можно было справиться, труднее с голодом. По рабочей карточке жители города получали по 600 граммов хлеба , а мы — по 800, да плюс 200 граммов «наркомовских», но при такой тяжелой работе молодому организму всегда хотелось есть. Помню на станции Салтыковка до декабря лежали бурты сахарной свеклы, вот мы ее наберем и около топки испечем – такое лакомство. Иногда нас подкармливали в санитарных эшелонах.
Нам начисляли зарплату, но на руки получили облигации очередного займа. Никто не роптал: — «Все для фронта, все для победы».
День Победы – счастье в траурной рамке
И она пришла, наша выстраданная всем народом Победа. Гудели паровозные гудки, смеялись, радовались, безутешно рыдали вдовы. Мальчишки бегали по улицам и кричали : «Ура! Победа». Такое всеобщее ликование я видела еще и в 1947 году, когда отменили продуктовые карточки и снизили цены на основные продукты питания – хлеб, макароны, масло, крупу, молоко.
После победы, по мере возвращения мужчин девушек с паровозов переводили на более легкий труд. Юлия Николаевна еще несколько лет проработала на маневровом паровозе, который в депо именовали «домохозяйкой». В депо встретила свою судьбу – Владимир Белохвостов вернулся с фронта израненный и подлечившись работал слесарем. Супруги вырастили двоих сыновей, и Юлия Николаевна рассказывая, несколько раз назвала себя счастливой женщиной:
— У меня был очень хороший муж, жалел, помогал, сейчас вот сын Юра не бросает, ухаживает.
Несколько лет назад Юлия Николаевна потеряла зрение, операция не помогла, видит лишь одним глазом немного света. Но в свои 96 лет она сама обслуживает себя, сажает рассаду, а на окне у нее уже созрели первые помидоры. Она руками чувствует, что расцвела комнатная роза, приглашает полюбоваться, и не отпускает без чашечки чая с печеньем. А на прощанье, делится заветной мечтой:
— Мне бы еще хоть раз подняться на паровоз, я так хорошо все помню, что смогу завести его и отправиться в рейс. И, помолчав, добавляет:
— Хоть бы ладонями дотронуться, щекой прижаться!
